Ми зібрали дописи у харківʼян, які опинилися віч-на-віч з війною. Подаємо без редактури.
Аліна Курлович
28 лютого
Я хочу води.
У нас все є. Нас 8 людей. Але наша куплена вода скінчилася кілька днів тому. Ми відстоюємо, кип’ятимо і робимо з неї чай.
Коли дуже хочеться пити, то п’ємо вже, яка є.
Сьогодні весь день думаю про воду. Думаю, коли це все скінчиться, я інакше ставитимусь до водного балансу. Примушувати і нагадувати мені більше не треба буде. Ох, це точно!)
Друзі, мій месенджер сьогодні розривався. Дякую усім, хто хвилюється.
Я вірю, що ми всі вистоємо і будемо неушкоджені.
Звісно, нам страшно. Страшно приймати рішення. Нести відповідальність за себе і оточуючих. Часи такі, коли треба мати холодний мозок і віру.
На вулицю не виходимо. Не бачила неба вже три дні, дивне відчуття. Знаю, що таке небо у вогні. Знаю, як воно палає.
Власне я, більше не відчуваю страху такого як раніше, і ненависті. Всередині якась стіна.
Гадаю, я в тому стані, коли легко натискають курок і не відчувають нічого.
За вікном гримить.
Я з дитинства до жаху боялась грози.
Але зараз — не гроза, а гради, ракети і обстріли.
Навчилася під них спати і не чути.
Аліка Піхтерєва
28 лютого
Привет. пишу последний свой пост на русском языке, потому что знаю: меня читают много русскоговорящих знакомых. хочу, чтобы меня услышали, пока у меня есть ещё хотя бы, надеюсь, час жизни (нормальные мысли для 25 лет, да?).
так вот. пять дней назад в пять часов утра я проснулась от звуков салюта. выглянула в окно. салютов не было. глухим стоном я только и смогла сказать: “неееет опяяять”.
почти 8 лет назад я уже просыпалась под бабахи, в 17 лет узнала, что такое “грады” .
сцена, в которой моя мама с трехлетним братом бежит, падая и поднимаясь, через весь огород, в укрытие, — перед моими глазами до сих пор. я не забуду все эти дни никогда. попытки выехать, надежды вернуться. как лезла на стену от мысли, что не смогу закончить свою любимую школу. я обожала свою школу, свой город, своих людей. но в один момент нас пришли освобождать. ну. те, которых там нет.
я не собираюсь сейчас обсуждать, кто и что думает, кто кого видел и уж тем более не собираюсь говорить с теми, кто считает это гражданской войной. с такими людьми я буду говорить после того, как они выключат скабееву, киселева, шария и прочих. сейчас не об этом. хотя и об этом тоже.
за пару дней до того момента, когда я закусила подушку под звуки взрывов, у меня появился кот. я ходила к репетитору-фониатору, потому что моя дикторская карьера продвигалась весьма успешно и я хотела стать ещё круче. за день до войны я снимала сюжет в театре. в великолепном театре, где творил Леонид Быков (ваш любимый). по вечерам я ходила на свидания и встречи с друзьями. у меня была невероятно активная жизнь: выставки, искусство, вкусное вино и разговоры о высоком. жизнь молодой девушки в большом прогрессивном городе.
с каждым последующим взрывом все элементы моей предыдущей жизни с меня сдирались, как кожа живьем. также больно.
сегодня и все эти пять дней мой прекрасный большой город бомбят. верх цинизма в том, что бомбят школы, жилые дома, общаги, больницы. снаряды прилетают на детские площадки. сегодня один залетел в кухню квартиры и женщине оторвало ногу. вскоре она умерла.
это сделали русские войска. русские войска, пришедшие нас освобождать. те самые войска, которых не было на Донбассе. те самые войска, которые просто проводили учения.
в пять утра, без объявления войны, в лучших традициях гитлера они на нас напали.с моря, суши, отовсюду.
они бомбят жилые массивы. множество любимых мною людей проживают на Салтовке — это самый большой спальный район в Харькове, на окраине. моя подруга не вылезает из подвала все эти дни, рядом с ней — пенсионеры, есть даже ветеран той самой, которую вы хотите повторить.
что вообще за дебильный слоган? повторители, вы понимаете,какой ужас пережили эти люди? понимаете? я понимаю. дважды уже понимаю.
весной у меня был знакомый, который мне ужасно нравился. на одной из наших встреч он мне начал втирать, как великолепно отстроили Крым, как все расцвело при путине и что я такая тупая, раз не понимаю ничего за геополитику, что на Россию Америка все время хочет напасть, а она бедная защищается. с того момента он перестал мне нравиться. сегодня я зашла к нему на страницу в соцсетях — знаете, а он тоже патриот. он тоже в шоке с того, какая героическая наша страна.
боксер Усик пошёл воевать. Михаил Добкин (!!!) восхищается украинским войском и готов всячески помогать армии. путин сплотил нашу страну так, как не могли тысячелетия. хотя тот же пу утверждает, что Украину всего сто лет назад основал ленин) какое убожество, неужели вы в это верите?
знайте, мои русские друзья. у нас воюют все. почти все мои друзья пацаны пошли в тероборону, волонтерство, делают коктейли молотова, сдают кровь. помогают и поддерживают своих.
здесь никто вам, русские, не рад. и теперь уже точно: никогда никто не будет рад. наши не боятся даже кадыровцев, их громят — будьте здрасьте. а россия блокирует сайт, на котором родители могут найти своих сыновей погибших, чтоб никто не видел какая огромная цифра умерших здесь россиян.
вам блокируют фб, глушат международные радиостанции и СМИ — делают все для того, чтоб вы были дураками. я уже молчу о том, сколько стоит доллар, сколько международных организаций перестаёт оказывать вам свои услуги. даже ютуб теперь нормально посмотреть не можете).
у нас нет нацистов, нет бандер, я вижу людей, которые ужасно любят свою страну. и не готовы отдавать ни клаптика, ни кусочка своей родной земли. у нас бабушки выходят танки останавливать собой, у нас дети записывают стихотворения, призывая путина остановиться. каждый, кто сидит и трясётся дома, в бункере, в метро — уже никогда больше не пойдёт на концерт русской группы, не откроет сборник гришковца и не посмотрит новую ржачную комедию с буруновым. хотя до этого мы почти все этим грешили.
это все сделали русские своими силами. деруссификация экстерном. ещё пять дней назад баста мог собрать у нас стотысячный зал. сегодня его ненавидит вся Украина.
вся Украина призывает русских выходить на улицы, не молчать. а они трусливо и подло молчат. где же ваш русский дух? весь цивилизованный мир признает что то, что сейчас происходит — геноцид. только в Харькове умерло 9 гражданских за эти пять дней. трое из них — дети. вчера расстреляли автобус с гражданскими. беспринципные твари.
они обещали не трогать простой народ. но как-то не получилось. вы все ещё верите путину?
больше всего пугает то, что не знаешь, куда прилетит шальной снаряд в следующий раз. сегодня они направляли ракеты в самый центр моего прекрасного города. люди лежали мёртвые с баклажками в руках. чей-то папа, или дед, или пусть даже глубоко одинокий человек — он просто вышел набрать водички. он ничего, никому не делал. теперь его нет.
нас здесь убивают методично каждый день. эта шваль напала на мою прекрасную суверенную страну и хотела на своих ржавых танках устроить нам блиц-криг. как бы не так. мы стали стеной. живым щитом. мы не пустили эту гадость ни в один свой большой город.
….
я не знаю, что будет завтра, мне очень страшно за жизнь людей, которых я люблю, но я знаю, что наши воины нас не дадут в обиду. я знаю, что победа за нами, потому что мы на своей земле, мы никому не хотели зла, мы долго верили в “нормальных русских” , пока эти русские не поползли на танках в наши дома.
пока я пишу этот текст – подруга присылает сообщение: погиб знакомый в теробороне. парню было чуть больше 20. филолог. земля тебе пухом, Тёма. спасибо за твою смелость и отвагу. спасибо за свободу Украины, ценой твоей жизни и сотен жизней наших земляков. не забудем. и не простим.
нас не нужно освобождать. потому что рабы — вы. а мы победим. мы уже победили. нас бомбят, наши женщины рожают в подвалах, наши дети засыпают под взрывы, а родители обнимают их не зная, проснутся ли они завтра, но в то же время — мы все становимся сильнее и роднее друг другу с каждой секундой.
прежней жизни уже не будет. будет какая-то другая. но я знаю, что для меня она будет в Украине. сильной, суверенной, независимой.
если я смогу донести хотя бы одному русскому, что все совсем не так, как вам там рассказывают — буду рада.
нет войне, смерть путину, Слава Украине!
Марина Ніколаєва
Дмитро Кузубов
1 березня
На вихідних, за пару днів до 16 лютого — датою вторгнення Росії в Україну, яку спочатку називав Байден, я навмисно відвідав, здається, всі вечірки в Харкові. А ввечері 15 лютого зайшов до улюбленого бару. Розмови були, звичайно, лише про завтрашній день.
«Можливо, це наш останній вечір у барі», — ніби жартома сказав я бармену. Хоча насправді розумів, що цей жарт може виявитися пророчим.
Увечері 23 лютого, коли американська розвідка оголосила про велику ймовірність вторгнення Росії «протягом кількох днів», ми знову зайшли в бар, вже інший. Замовили вино та текілу, сміялися, обговорювали плани на літо та намагалися відволіктися від тривожних новин.
А вже через пару годин після того, як я прийшов додому, жарт про останній вечір у барах перестав бути жартом.
24 лютого о 6:15 ранку мені зателефонувала подруга, яку знаю 20 років. Тієї ж миті, ще до того, як відповісти на дзвінок, я зрозумів: сталося найжахливіше — Росія розпочала повномасштабну війну проти України.
Зараз ми поступово звикаємо до звуків вибухів. Прямо зараз лунає сигнал «Повітряна тривога». Цей текст я пишу з підвалу під саундтрек глухих вибухів, але вони відволікають мене не набагато більше, ніж цокання годинника або дзижчання холодильника. До всього звикаєш.
Катерина Переверзєва
5 березня
Останні кілька місяців, коли нам загрожували війною, я як шалена намагалася хоч розмитим кадром зафіксувати реальність. Я бачу як сьогодні весь світ говорить про Харків. Я бачу як весь світ говорить про Харків як про жертву, яка зазнала обстрілів та руйнувань. Відкриваю пам’ять телефону, згадую 7 років в цьому місті і знаю – хуй там.
Іва Стиша
7 березня
Кирил Гончар
8 березня
Самое удивительное сейчас, это попытки вспомнить прошлую жизнь. Иногда, я не сразу могу вспомнить, кем я был раньше. Такая себе амнезия.
23го февраля я обсудил с ребятами с работы, что хочу взять один выходной на следующий день. Потому что работал почти месяц без выходных. Вечером мы с другом из Москвы обсуждали всю обстановку и думали, куда же все может привести. Уже через 5 часов я не смог вспомнить, о чем же мы с ним говорили с ним. Еле еле мог вспомнить, что вообще было вчера.
Очень странно теперь, когда меня спрашивают, чем я занимался до войны, я долго пытаюсь (для себя прежде всего) сформулировать чем же я занимался. Говорю, что был режиссером и музыкантом. Еще я был креативным директором, но это как то актуально уже.
Время сейчас течет как то нелинейно. Дни больше не объединяются в недели. Нет ни выходных, ни больничных. Есть исчислении, похожее на Anno Domini, только дни мы считаем от начала войны. Сегодня пожалуй единственный раз, когда я знаю дату, ровно потому что праздник.
Внутри дня часы текут тоже странно. Первые дней 6 я спал по 2-3 часа. Все было как в тумане. Сейчас полегче. Но за весь день есть только один дедлайн, о котором нужно помнить – это комендантский час. Сегодня это 18 вечера, и это означает что мне нужно успеть все свои дела сделать до этого времени. И успеть добраться в убежище. Чем то мне это напоминает фильмы про зомби-апокалипсис. Ночью выходят зомби и кто не успел, тот будет съеден. В нашем случае к вечеру начинаются бомбардировки.
После комендантского часа самое странное время. Нужно чем то себя занять, но все занятия из прошлой жизни не работают. Смотреть сериалы не получается никак. Аналитика про войну на ютубе это не лезет. Читать запоем новости тоже уже не могу. Сейчас мы много разговариваем. Появилась какая та четкость в мыслях. Весь день я хожу по улицам и снимаю. Все время молчу. (Иногда пою, все равно никто не слышит). И копятся мысли, которые могу как-то обрамлять в слова по вечерам.
Кстати, недавно я выспался.
Сергій Жадан
Інна Роменська
13 березня